Надя. Нет, спасибо.

Полная женщина. Ну и правильно, бери так. В крайнем случае, продашь. С руками…

Надя. Да нет, спасибо.

Полная женщина. Ну ладно, пожалуйста, иди мерь. Только не растягивай, если не полезут. А то каждая натянет, а потом… Вон там, справа, туалет.

Надя. Зачем туалет?

Полная женщина. Как зачем – мерить!

Надя. Ну, знаете…

Полная женщина. Скажи, пожалуйста, какая нежная! Ну и черт с тобой. Ей счастье, можно сказать, привалило – с доставкой на дом, а она… Чья шляпа?

Надя. Моя. Но тут занято, человек придет.

Полная женщина. Ну и пусть приходит, если ему больше некуда идти. Я спрашиваю, шляпа чья? Человека?

Надя. Моя.

Полная женщина. Твоя… Чья она, польская?

Надя. Я сама сделала. Из журнала.

Полная женщина. Да? Дай слова списать.

Надя. Какие слова?

Полная женщина. Срисовать дай, село. Ты что, приезжая?

Надя. Нет, с чего вы взяли?

Полная женщина. А чего ж по-человечески не понимаешь?

Надя. Да вы не по-человечески.

Полная женщина. А он (кивнула на пустой стул) с тобой как – стихами?

Берет свой сверток и уходит. Надя переставила грязную посуду на соседний столик, посмотрела на часы и снова замерла в ожидании. Появляется Мужчина с портфелем. Он оглядывает Надин столик, уходит. Но вскоре опять появляется с бутылкой кефира. Извиняюще пожимает плечами.

Мужчина с портфелем. Извините, там все занято. ели вы не против…

Надя. Тут тоже занято.

Мужчина с портфелем. Я быстро. Вот только… (Поставил на стол кефир.) И побегу. Рейс задержали. Погода. Мне уж там бы, а я все здесь. А вы тоже рейса ждете?

Надя. Нет, человека одного. Я же сказала. Он скоро придет.

Мужчина с портфелем. Я понимаю, я не об этом. Вы – с человеком, я имею в виду – тоже рейса ждете? Или прилетели?

Надя. Нет.

Мужчина с портфелем. Вы не загорелая, я думал,

в отпуск.

Надя. А может, встречаю?

Мужчина с портфелем. С кофе?

Надя. Обязательно с цветами?

Мужчина с портфелем. Нет, но вы сказали – тут занято. Значит, человек отошел или сейчас придет – ну, словом, он тут, на земле. Иначе… Наш вон рейс. Нас там тоже – кто с чем, а мы…

Надя. Погода…

Мужчина с портфелем. А если тот проскочит? Что тогда?

Надя. Кто проскочит?

Мужчина с портфелем. Мой, из Минска.

Надя. Ваш? А этот?

Мужчина с портфелем. Этот тоже мой, но – для меня, а тот – для нее. Я ведь на том лечу. Как бы. Из Минска. Он на тридцать две минуты раньше прилетает. По расписанию. Мог и проскочить. Закрыли у нас аэропорт только недавно, предыдущий улетел. Меня там встречают, а я здесь. Влип.

Надя. Я не понимаю.

Мужчина с портфелем. Нормальный человек и не поймет.

Надя. Вы что, шпион, что ли?

Мужчина с портфелем. Я? Вообще-то похоже. Во всяком случае следят, как за шпионом, это точно.

Надя. Милиция?

Мужчина с портфелем. Если бы… Жена. Уж лучше бы милиция. Может, было бы за что. А тут… Давно уж не живем, уж успокоиться пора, уж хватит, остыть надо бы. А она – никак, собака на сене. Ни себе, ни людям. Главное, какие основания? (Помолчал.) Ну а даже если и есть, то что? (Помолчал). Есть, конечно, как не быть. Тут оно живет, основание. У вас в городе. А она знает, жена, письмо нашла. И мне сюда – никак, такое устроит… Вот и приходится – как бы в Минск, у нас там смежники. Ну а билет беру через вас, есть такой один рейс. А здесь схожу и билет сдаю. Меня тут все кассиры уж знают. Уж не реже, чем раз в месяц, а то и чаще. Командировку так часто не возьмешь, неудобно, приходится в счет отпуска. А в отпуск потом работаю. А ей говорю, жене, мол, не отпускают. У нас и вправду не очень-то с этим, народу не хватает. Вот так и живем: и здесь и там. А вернее, ни здесь, ни там… Все вокруг: разведитесь, разведитесь… Легко сказать. Она не хочет, не дает развода. Это через суд надо. А я… Все тянул, все добром думал, по-хорошему. Я и так ей все оставил, в одном костюме ушел, хорошо, лето было. Комнату вот снимаю. А ей все мало. Осенью пальто купил, ходить не в чем, так она – я, мол, зайду уберусь, а сама – бритвой его. Пока я в командировке был. Чтоб не ходил в нем ни к кому. Вот так… А вы говорите… Главное, со стороны так послушать – чистый зверь, а не женщина. А она… Кошку больную на улице где увидит или собаку, сейчас домой тащит лечить. С подругами – у кого что – с утра до ночи. А со мной… Сейчас вот говорю, накручиваю себя, а приеду, увижу – жалко. Понимаю умом – развестись надо и переехать сюда, а как представлю… Сейчас у нее цель в жизни, она как пружина заведена, живет устремлением. Чтоб мне… А разведемся, и все, кончится завод, и смысла не будет. И как ей жить тогда, чем? Мне говорят все – ненормальная, ее лечить надо, в больницу, мол, и так далее. Да и я тоже, честно… Главное же объяснить себе, что полочка была, тогда любая тяжесть не так тяжела кажется, вот и я накручу себя – ненормальная, кричу ей, тебе лечиться надо, и искренне так кричу, от сердца, потому что если посмотреть на нее в тот момент, так двух санитаров мало, а когда выдохнется она и уйдет, и я остыну и те слова – вздрюченные – на нормальный язык переведу, так, знаете, начинаю думать, что граница-то между нормальным и… зыбкая это граница, и кто проведет ее твердой рукой… Вы извините, что я вам все это… Чужой человек, но – просто некому, все на чьей-нибудь стороне – на моей или ее, или… Теперь вот и третья сторона появилась, у нее свои интересы, своя правда, своя ненормальность, а вы – чистый человек и располагаете… Вы, ну не знаю как сказать… неподвижны, что ли, ну, в смысле – сидите так, сама по себе, все вокруг бегут, и внутри себя бегут, и глазу отдохнуть не на ком, а я вас увидел и… Знаете, на дорогах есть такие площадки – так и называются – отдыха, когда водитель дойдет уж совсем, руки сами и рулят туда… Сейчас ведь как, век полупроводников, у всех уши только в одну сторону устроены – изнутри слышат, что сам говорит, а в себя – ни децибела, не дай бог, а то ведь расстроиться можно. А вы… Вот и я позволил себе, вы уж извините. Я только вот что еще хотел сказать…

Молча подходит Высокая женщина, ставит на свободное место чашку, под стол – сумку с апельсинами и усаживается. Ну ладно, счастливо вам. (Посмотрел на стул, перед которым стоит нетронутая чашка.) Везет же некоторым… (Уходит.)

Надя молча переставила на соседний столик его чашку, пепельницу с окурком, взяла чистую пепельницу, села. Посмотрела на Высокую женщину – та, не обращая на нее внимания, пила кофе. Надя поправила чашку напротив себя, хотела что-то сказать соседке, по-видимому, что стол занят и неприлично усаживаться, не спросив хотя бы разрешения, но не успела. Высокая женщина негромко, словно продолжая давно начатую беседу, заговорила с ней.

Высокая женщина. Что, приехала?

Надя. Вы мне?

Высокая женщина. Тебе, кому же еще? Приехала, что ли? Или уезжаешь?

Надя. Я жду. Тут занято, между прочим. Не видите?

Высокая женщина. А я домой. Все, хватит, хорошего помаленьку. У меня вообще-то билет на послезавтра, но – не выдержала. И как тут только у вас люди живут, не понимаю. Сумасшедший дом какой-то. Все замученные, все мчатся куда-то. Даже когда сидят. Я не знаю, когда они живут. В дороге, наверное. Нет, правда, я у подруги тут жила, она на работу через весь город полтора часа и обратно столько же. Три часа в день. Это сколько же в месяц? А? Четыре дня почти? Правильно?

Надя. Наверное.

Высокая женщина. Ну вот. Поэтому им некогда. У нее брат, познакомились, то-се, а он сразу раз – ив дамки. Я говорю: ты чего? А он: а чего? Ну конечно, когда ему трали-вали разводить, он все на часы – метро, последний автобус, а утром в шесть все по новой. Я ему – ля-ля-ля, что за манеры, а он – в отключке. Бай-бай сидя. Ну? Скажи, что это за любовь? Согласна?

Надя. Ну…

Высокая женщина. Вот, видишь. Согласна, значит. Нет, я тоже не прошлый век – акселерация, информация, – грамотные, но не птицы же – на лету? А?